Дверь в филармонию открываешь почтительно, не с ноги -
Это всё-таки не приёмный покой больницы.
Да, счастливая старость - считать гонорары, а не долги,
Не жалеть самого себя, и не сторониться
Тех, кто помнит твой тенор и гордо приподнятую над миром бровь,
И даже бедняжку-жену – безумствующую Оксанку…
Всё пустое. И о покойнице не суесловь.
Поклонись зеркалам в вестибюле, держи осанку.
Чем богат – тем не рад: прости, господи – седина
Как бесчестный расчёт на почтение к возрасту. Да заслуги.
Да былая известность хоть изредка поощрена
Разрешительным взглядом поклонницы… На досуге
Привлекают года-награды таких особ,
И автограф на диске – огромный волнистый росчерк.
Мрачно шутишь – зачем вам столичный сноб,
Повелитель недвижимых, бренных своих оболочек,
Сбитый со сцены лётчик? - ещё хорош?
А они в ответ улыбаются не краснея –
Мы, мол, думаем о высоком! Спектакль на грош,
Но забавный спектакль. Зря ты его затеял.
А хотелось бы спеть, только связки как муляжи:
Ни рабочую ноту поймать, ни вспорхнуть к высокой…
Всё пустое. И жизнь побеждает жизнь,
До последних оваций отмерив земного срока.
Кому - им? Здесь ведь речь идёт о пожилом певце, которому эти особы внимание оказывают, и он горько осознает, почему. С чего вдруг сами особы знамениты? Мне кажется, все достаточно ясно написано, да и объяснять стихи я не люблю, тем более вот такой нарратив... Здесь исключена возможность разночтения в принципе.
Наоборот - он стал знаменитым) и был знаменитым, только потерял голос к старости
Чем богат – тем не рад: прости, господи – седина
Как бесчестный расчёт на почтение к возрасту. Да заслуги.
Да былая известность хоть изредка поощрена
Разрешительным взглядом поклонницы…